Неточные совпадения
Уж сумма вся исполнилась,
А щедрота народная
Росла: — Бери, Ермил Ильич,
Отдашь, не пропадет! —
Ермил народу кланялся
На все четыре стороны,
В палату шел со шляпою,
Зажавши в ней казну.
Сдивилися подьячие,
Позеленел Алтынников,
Как он сполна всю тысячу
Им выложил на стол!..
Не волчий зуб, так лисий
хвост, —
Пошли юлить подьячие,
С покупкой поздравлять!
Да не таков Ермил Ильич,
Не молвил слова лишнего.
Копейки не дал им!
Но лукавый бригадир только вертел
хвостом и говорил, что ему
с богом спорить не приходится.
То был прекрасный весенний день. Природа ликовала; воробьи чирикали; собаки радостно взвизгивали и виляли
хвостами. Обыватели, держа под мышками кульки, теснились на дворе градоначальнической квартиры и
с трепетом ожидали страшного судбища. Наконец ожидаемая минута настала.
Старая Ласка, еще не совсем переварившая радость его приезда и бегавшая, чтобы полаять на дворе, вернулась, махая
хвостом и внося
с собой запах воздуха, подошла к нему, подсунула голову под его руку, жалобно подвизгивая и требуя, чтоб он поласкал ее.
Дорогой, в вагоне, он разговаривал
с соседями о политике, о новых железных дорогах, и, так же как в Москве, его одолевала путаница понятий, недовольство собой, стыд пред чем-то; но когда он вышел на своей станции, узнал кривого кучера Игната
с поднятым воротником кафтана, когда увидал в неярком свете, падающем из окон станции, свои ковровые сани, своих лошадей
с подвязанными
хвостами, в сбруе
с кольцами и мохрами, когда кучер Игнат, еще в то время как укладывались, рассказал ему деревенские новости, о приходе рядчика и о том, что отелилась Пава, — он почувствовал, что понемногу путаница разъясняется, и стыд и недовольство собой проходят.
Когда экипаж остановился, верховые поехали шагом. Впереди ехала Анна рядом
с Весловским. Анна ехала спокойным шагом на невысоком плотном английском кобе со стриженою гривой и коротким
хвостом. Красивая голова ее
с выбившимися черными волосами из-под высокой шляпы, ее полные плечи, тонкая талия в черной амазонке и вся спокойная грациозная посадка поразили Долли.
— Можете себе представить, мы чуть было не раздавили двух солдат, — тотчас же начала она рассказывать, подмигивая, улыбаясь и назад отдергивая свой
хвост, который она сразу слишком перекинула в одну сторону. — Я ехала
с Васькой… Ах, да, вы не знакомы. — И она, назвав его фамилию, представила молодого человека и, покраснев, звучно засмеялась своей ошибке, то есть тому, что она незнакомой назвала его Васькой.
Проводя этот вечер
с невестой у Долли, Левин был особенно весел и, объясняя Степану Аркадьичу то возбужденное состояние, в котором он находился, сказал, что ему весело, как собаке, которую учили скакать через обруч и которая, поняв наконец и совершив то, что от нее требуется, взвизгивает и, махая
хвостом, прыгает от восторга на столы и окна.
— Вот он! — сказал Левин, указывая на Ласку, которая, подняв одно ухо и высоко махая кончиком пушистого
хвоста, тихим шагом, как бы желая продлить удовольствие и как бы улыбаясь, подносила убитую птицу к хозяину. — Ну, я рад, что тебе удалось, — сказал Левин, вместе
с тем уже испытывая чувство зависти, что не ему удалось убить этого вальдшнепа.
Тот и другая
с лаем понесли кольцами
хвосты свои в переднюю, где гостья освобождалась от своего клока и очутилась в платье модного узора и цвета и в длинных
хвостах на шее: жасмины понеслись по всей комнате.
Собакевич, оставив без всякого внимания все эти мелочи, пристроился к осетру, и, покамест те пили, разговаривали и ели, он в четверть часа
с небольшим доехал его всего, так что когда полицеймейстер вспомнил было о нем и, сказавши: «А каково вам, господа, покажется вот это произведенье природы?» — подошел было к нему
с вилкою вместе
с другими, то увидел, что от произведенья природы оставался всего один
хвост; а Собакевич пришипился так, как будто и не он, и, подошедши к тарелке, которая была подальше прочих, тыкал вилкою в какую-то сушеную маленькую рыбку.
Ноздрев был среди их совершенно как отец среди семейства; все они, тут же пустивши вверх
хвосты, зовомые у собачеев прави́лами, полетели прямо навстречу гостям и стали
с ними здороваться.
Перед ним торчало страшилище
с усами, лошадиный
хвост на голове, через плечо перевязь, через другое перевязь, огромнейший палаш привешен к боку.
Маленькая горенка
с маленькими окнами, не отворявшимися ни в зиму, ни в лето, отец, больной человек, в длинном сюртуке на мерлушках и в вязаных хлопанцах, надетых на босую ногу, беспрестанно вздыхавший, ходя по комнате, и плевавший в стоявшую в углу песочницу, вечное сиденье на лавке,
с пером в руках, чернилами на пальцах и даже на губах, вечная пропись перед глазами: «не лги, послушествуй старшим и носи добродетель в сердце»; вечный шарк и шлепанье по комнате хлопанцев, знакомый, но всегда суровый голос: «опять задурил!», отзывавшийся в то время, когда ребенок, наскуча однообразием труда, приделывал к букве какую-нибудь кавыку или
хвост; и вечно знакомое, всегда неприятное чувство, когда вслед за сими словами краюшка уха его скручивалась очень больно ногтями длинных протянувшихся сзади пальцев: вот бедная картина первоначального его детства, о котором едва сохранил он бледную память.
Но господа средней руки, что на одной станции потребуют ветчины, на другой поросенка, на третьей ломоть осетра или какую-нибудь запеканную колбасу
с луком и потом как ни в чем не бывало садятся за стол в какое хочешь время, и стерляжья уха
с налимами и молоками шипит и ворчит у них меж зубами, заедаемая расстегаем или кулебякой
с сомовьим плёсом, [Сомовий плёс — «
хвост у сома, весь из жира».
Турка подъехал к острову, остановился, внимательно выслушал от папа подробное наставление, как равняться и куда выходить (впрочем, он никогда не соображался
с этим наставлением, а делал по-своему), разомкнул собак, не спеша второчил смычки, сел на лошадь и, посвистывая, скрылся за молодыми березками. Разомкнутые гончие прежде всего маханиями
хвостов выразили свое удовольствие, встряхнулись, оправились и потом уже маленькой рысцой, принюхиваясь и махая
хвостами, побежали в разные стороны.
Там на длинном столе лежали радужные фазаны, серые утки, пестрые куры; там — свиная туша
с коротеньким
хвостом и младенчески закрытыми глазами; там — репа, капуста, орехи, синий изюм, загорелые персики.
Сижу сегодня после дряннейшего обеда из кухмистерской,
с тяжелым желудком — сижу, курю — вдруг опять Марфа Петровна, входит вся разодетая, в новом шелковом зеленом платье
с длиннейшим
хвостом: «Здравствуйте, Аркадий Иванович!
Соня остановилась в сенях у самого порога, но не переходила за порог и глядела как потерянная, не сознавая, казалось, ничего, забыв о своем перекупленном из четвертых рук шелковом, неприличном здесь, цветном платье
с длиннейшим и смешным
хвостом, и необъятном кринолине, загородившем всю дверь, и о светлых ботинках, и об омбрельке, [Омбрелька — зонтик (фр. ombrelle).] ненужной ночью, но которую она взяла
с собой, и о смешной соломенной круглой шляпке
с ярким огненного цвета пером.
Грязная, издрогшая собачонка,
с поджатым
хвостом, перебежала ему дорогу.
Вертит
хвостом,
с Вороны глаз не сводит,
И говорит так сладко, чуть дыша:
«Голубушка, как хороша!
Утыкавши себе павлиным перьем
хвост,
Ворона
с Павами пошла гулять спесиво —
И думает, что на неё
Родня и прежние приятели её
Все заглядятся, как на диво...
Вблизи
с берёзы ей дивился тоже Дрозд:
Так бегала она, что лапки лишь мелькали
И раздувался пышный
хвост.
Как вам, а мне так кажутся похожи
На этаких нередко Пауков
Те, кои без ума и даже без трудов,
Тащатся вверх, держась за
хвост вельможи;
А надувают грудь,
Как будто б силою их бог снабдил орлиной:
Хоть стоит ветру лишь пахнуть,
Чтоб их унесть и
с паутиной.
Очков
с полдюжины себе она достала;
Вертит Очками так и сяк:
То к темю их прижмёт, то их на
хвостнанижет,
То их понюхает, то их полижет...
К ней ластяся, как будто бы к родне,
Он,
с умиленья чуть не плачет,
И под окном
Визжит, вертит
хвостом.
— Вы понимаете, какой скандал? Ностиц. Он, кажется, помощник посла. Вообще — персона важная. Нет — вы подумайте о нашем престиже за границей. Послы — женятся на дамах
с рыбьими
хвостами…
Мелко шагали мальчики и девочки в однообразных пепельно-серых костюмах, должно быть сиротский приют, шли почтальоны, носильщики
с вокзала, сиделки какой-то больницы, чиновники таможни, солдаты без оружия, и чем дальше двигалась толпа, тем очевиднее было, что в ее
хвосте уже действовало начало, организующее стихию.
С полной очевидностью оно выявилось в отряде конной полиции.
Окна были забиты досками, двор завален множеством полуразбитых бочек и корзин для пустых бутылок, засыпан осколками бутылочного стекла. Среди двора сидела собака, выкусывая из
хвоста репейник. И старичок
с рисунка из надоевшей Климу «Сказки о рыбаке и рыбке» — такой же лохматый старичок, как собака, — сидя на ступенях крыльца, жевал хлеб
с зеленым луком.
— Все какие-то выскочки
с мещанскими фамилиями — Щегловитов, Кассо… Вы не видали этого Кассо? У него изумительно безобразные уши, огромные, точно галоши. А
Хвостов, нижегородский губернатор, которого тоже хотят сделать министром, так толст, что у него автомобиль на особенных рессорах.
Первая из них: посланник Соединенных Штатов Америки в Париже заявил русскому послу Нелидову, что, так как жена графа Ностица до замужества показывалась в Лондоне, в аквариуме какого-то мюзик-холла, голая,
с рыбьим
хвостом, — дипломатический корпус Парижа не может признать эту даму достойной быть принятой в его круге.
Из-за границы Варавка вернулся помолодевшим, еще более насмешливо веселым; он стал как будто легче, но на ходу топал ногами сильнее и часто останавливался перед зеркалом, любуясь своей бородой, подстриженной так, что ее сходство
с лисьим
хвостом стало заметней.
А там старуха пронесет из амбара в кухню чашку
с мукой да кучу яиц; там повар вдруг выплеснет воду из окошка и обольет Арапку, которая целое утро, не сводя глаз, смотрит в окно, ласково виляя
хвостом и облизываясь.
Она двумя пальцами взяла за голову рыбу, а когда та стала хлестать
хвостом взад и вперед, она
с криком: «Ай, ай!» — выронила ее на пол и побежала по коридору.
— Да, конечно. Она даже ревнует меня к моим грекам и римлянам. Она их терпеть не может, а живых людей любит! — добродушно смеясь, заключил Козлов. — Эти женщины, право, одни и те же во все времена, — продолжал он. — Вон у римских матрон, даже у жен кесарей, консулов патрициев — всегда
хвост целый… Мне — Бог
с ней: мне не до нее, это домашнее дело! У меня есть занятие. Заботлива, верна — и я иногда, признаюсь, — шепотом прибавил он, — изменяю ей, забываю, есть ли она в доме, нет ли…
У подъезда дома вдруг прогремела карета; швейцар отворил двери, и из дому вышла садиться в карету дама, пышная, молодая, красивая, богатая, в шелку и бархате,
с двухаршинным
хвостом.
Они привязались сами: они стали браниться, они гораздо сквернее бранились, чем я: и молокосос, и без кушанья оставить надо, и нигилист, и городовому отдадут, и что я потому привязался, что они одни и слабые женщины, а был бы
с ними мужчина, так я бы сейчас
хвост поджал.
Те, заметя нас, застыдились и понизили голоса; дети робко смотрели на гроб; собака
с повисшим
хвостом, увидя нас, тихо заворчала.
Индийцы приняли морские сухари за камни, шпагу — за
хвост, трубку
с табаком — за огонь, а носы — за носы тоже, только длинные: не оттого, что у испанцев носы были особенно длинны, а оттого, что последние у самих индийцев чересчур коротки и плоски.
У одной только и есть, что голова, а рот такой, что комар не пролезет; у другой одно брюхо, третья вся состоит из спины, четвертая в каких-то шипах, у иной глаза посреди тела, в равном расстоянии от
хвоста и рта; другую примешь
с первого взгляда за кожаный портмоне и т. д.
Рыба,
с загнутым
хвостом и головой, была, как и в первый раз, тут же, но только гораздо больше прежней. Это красная толстая рыба, называемая steinbrassen по-голландски, по-японски тай — лакомое блюдо у японцев; она и в самом деле хороша.
Тут и молодые и старые
с густыми и жиденькими косичками, похожими на крысий
хвост.
Тут же встретила нас и его жена, каначка, седая, смуглая, одетая в синее бумажное платье,
с платком на голове, как наши бабы. Особо выстроена была тоже хижина, где эта чета обедала: по крайней мере, заглянув, я видел там посуду, стол и разную утварь. Две собаки,
с повисшими
хвостами и головами, встретили тоже нас.
Истерзанная, исколотая,
с висящими внутренностями, акула билась о палубу, извивалась змеей, быстро и сильно описывала
хвостом круги и все подвигалась к краю.
Они донесли своему начальству, что приехали люди «
с тоненьким и острым
хвостом, что они бросают гром, едят камни, пьют огонь, который выходит дымом из носа, а носы у них, — прибавили они, — предлинные».
Я видел только одну пролетевшую птицу, величиной
с галку,
с длинным голубым
хвостом.
Около
хвоста беспокойно плавали взад и вперед обычные спутники акулы, две желтые,
с черными полосами, небольшие рыбы, прозванные лоцманами.
То и дело приезжает их длинная, широкая лодка
с шелковым
хвостом на носу,
с разрубленной кормой.
«
С змеиным
хвостом, на двух ножках», — говорил один, «и
с двумя стрелками во рту», — сказал другой.
Только у нас, от одного конца России до другого, змеи все одни и те же,
с знаменитым мочальным
хвостом и трещоткой, а здесь они в виде бабочек, птиц и т. п.